Главный тезис Турции на международной арене – мир больше пяти

Эксперт КС НКО, руководитель Российско-турецкой ассоциации проектного развития «TUR RUS» Иван Стародубцев высказал некоторые тезисы, касающиеся современного состояния Турецкой Республики, которую можно считать достаточно любопытным кейсом и зеркалом современного мироустройства. Свое мнение он озвучил в рамках круглого стола «Закат однополярного геополитического мироустройства», который прошел 24 сентября на площадке КС НКО.

– Главным тезисом Турции на международной арене всех последних лет является слоган: «Мир – больше пяти», где под числительным «пять» понимается пять постоянных членов Совета безопасности ООН, которые обладают правом вето, – сообщил Иван Стародубцев. – Турция и, прежде всего, сам президент Р.Т. Эрдоган, является последовательным сторонником того, что СБ ООН, как и сама организация, впрочем, нуждаются в кардинальном реформировании.

В частности, по мнению турок, необходимо расширить состав СБ ООН, как главного органа этой международной организации, за счет новых центров силы. Это будет отражать современное положение дел, когда происходит смещение экономического и политического центра тяжести на Восток, в сторону Китая, разумеется, и появление новых центров силы, чья роль в миропорядке сейчас является значимой.

Разумеется, Турция претендует на то, чтобы стать одной из тех стран, которые должны войти в новый орган принятия решений на международной арене. О чем достаточно недвусмысленно, далеко не в первый раз, заявил в ходе 75-го заседания Генеральной ассамблеи ООН президент Турции Р.Т. Эрдоган.

Это что касается тезисов, предназначенных для внешнего использования.

Что же касается тезисов, которые обращены к турецким гражданам, то турецкое руководство ведет речь о вековом пробуждении турок, не скрывая того, что современная Турция Реджепа Тайипа Эрдогана строится по имперскому принципу. И что сейчас для Турецкой Республики наступил исторический шанс, которым следует воспользоваться. Напротив, упустив этот шанс, придется ждать нового окна возможностей, которое может открыться весьма и весьма нескоро.

Если рассматривать Турцию с позиции здесь и сейчас, то где страна находится и в каком статусе?

Говоря о Турции, как об участнике международной жизни, страна прошла заметную эволюцию, сменив за столетие несколько ролей. С известной степенью условности их можно перечислить следующим образом.

Нейтральное равноудаленное государство – своего рода ближневосточная Швейцария, исповедующая принцип неприсоединения, о чем грезил основатель и первый президент Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк. При этом турецкий руководитель исходил из того, что Лозаннский мирный договор 1923 года создает архитектуру, которая в приемлемой степени удовлетворяет турецкие национальные интересы и обеспечивает безопасность государства, создаваемого на новых принципах отказа от внешней экспансии. Корни происходящего сегодня в Восточном Средиземноморье кроются как раз в том, что Лозаннское соглашение потеряло свою связь с региональной реальностью. Более того, Лозаннский договор, сам по себе, уже вызывает у нынешнего турецкого руководства множество нареканий и турецкое общественное мнение, с помощью СМИ, постепенно укрепляется в мысли, что Турецкая Республика, одержавшая победу в своей войне за независимость, оказалась обделенной и ущемленной в своих правах.

Налицо условия для региональной неустойчивости, система утрачивает свое равновесие и стремится прийти к (новому) равновесному состоянию.

Однако вернемся к смене Турцией своих статусов. Со вступлением Турции в НАТО и в Таможенный союз с ЕС, страна утратила свое нейтральное положение, примкнув к Западному блоку. Это был статус страны, которая находится в фарватере западных стран.

С теми или иными вопросами и проблемами, в этом статусе южного фланга НАТО Турция пробыла вплоть до распада Советского Союза. Говоря о вопросах и проблемах, имеем в виду, прежде всего, Кипрский кризис, где Турция принципиально разошлась во взглядах на будущее обустройство острова не только с Грецией, но и с ЕС, и с США. Кризис увенчался образованием до сих пор не признанной Турецкой Республики Северного Кипра, но создание непризнанного государства, по определению, не может считаться финалом истории. Просто история на пять десятков лет оказалась, отчасти искусственно, замороженной. Опять же, кроме Лозаннского договора, фактор Кипра является второй причиной происходящего сейчас в Восточном Средиземноморье.

Пока Турция следовала, в общем и целом, в фарватере Запада и пока существовал СССР, которым Турцию пугали и которым в Турции, в свою очередь, пугали детей, те же США могли, через различные миротворческие инициативы, удерживать ситуацию в Восточном Средиземноморье от возврата к кризису.

Однако распад СССР привел к тому, что Турция начала активно искать практическое воплощение собственной идентичности.

Заметим, что, к тому времени, теоретическая база в стране уже была в значительной степени проработанной. Пока Турция закладывала фундамент в свое новое положение в мире, допустим, через установление отношений с новыми государствами Кавказа и Центральной Азии, и через создание новых площадок, где Турция играла бы первую скрипку (допустим, Тюркский совет), ее статус изменился. Недостаточная экономическая мощь и зачаточное состояние институтов под ее патронажем, на тот момент, но зато с учетом ее конкурентных преимуществ (географическое положение, влияние в регионе) дало Турции статус, если так можно выразиться, спойлера.

Пребывающая в этом положении страна не может создавать собственной глобальной повестки, чтобы реализовывать ее в одиночку, и не может продавливать ее коллективную реализацию, однако, декларирует возможность испортить планы глобальных игроков настолько, что с ней будут считаться и принимать в расчет.

На статус самостоятельного игрока Турция начала замахиваться активно, усмотрев очередной (после распада СССР) для себя исторический шанс в событиях так называемой Арабской весны, стартовавших в 2011 году. Пусть эта попытка и не увенчалась успехом для Турции, но она стала, своего рода, пробой пера. Стоит заметить, что Турция продемонстрировала высокую способность к обучению и адаптации к новой глобальной и региональной реальности.

Тем не менее, из статуса spoile», Турция достаточно быстро перешла в качество game changer, то есть страны, которая способна оказывать влияние на изменение хода вещей. В качестве одного из примеров практической реализации, можно назвать преодоление Турцией эмбарго, которым арабские государства попытались было изолировать Катар. Сделать этого не удалось отчасти из-за мощного финансового ресурса карликового государства и отчасти из-за принципиальной позиции Турции, которая не подчинилась ни эмбарго, ни попыткам блокады Катара.

И, наконец, уже в наши дни, Турция начала претендовать на статус страны, которая является независимым актором, действующим, при необходимости, и самостоятельно и вопреки действиям других зарубежных игроков. Первые попытки проявления самостоятельности проявились в Сирии, где Турция провела 3 крупномасштабных военные операции по созданию коридора безопасности вдоль своей границы с Сирией. Однако, там её, в полной мере, независимым игроком назвать нельзя. Все же были и «одобрение», и координация с США и с Россией.

Тем не менее в полноценного актора Турция все-таки себя заявила, став наряду с Россией и Ираном стороной Астанинского процесса. Через Идлиб как плацдарм Турция получила возможность оказывать существенное влияние на положение в Сирии. Краткосрочное столкновение в Идлибе между турецкой и сирийской армиями в начале 2020 года показало, что турецкие беспилотные летательные аппараты представляют собой достаточно серьезную силу, с которой следует считаться.

Однако полностью независимо Турция начала действовать в Восточном Средиземноморье – причем вопреки не только Греции и Кипру, но и США с ЕС. В частности, подписание соглашения о разграничении исключительных экономических зон с ливийским правительством национального согласия Ф. Сарраджа – это главная заявка Турции на свой изменившийся статус. А, равно как и оказание ПНС, как законно признанному со стороны ООН правительству, помощи – военной, политической и экономической (просматривается прямая аналогия с действиями России в Сирии).

И, наконец, статус страны-актора Турция пытается оформить себе через нынешние решительные, на грани фола, шаги в Восточном Средиземноморье, в рамках своей концепции «Голубая Родина».

Пока на наших глазах этот кризис еще только разворачивается и рано говорить о том, что Турцией достигнут этот статус – это, все же, должно подтверждаться конкретными делами и достигнутыми результатами.

Однако налицо такая ситуация, что Турция заставляет с собой считаться тот же Европейский союз, а ЕС не имеет на Турцию эффективных рычагов воздействия. И то, как развернется ситуация в Восточном Средиземноморье, станет самым лучшим индикатором того, удалось ли Турции сделать себе level-up от влияющей страны до страны – актора.

Зафиксируем принципиальный момент:

Со знаком «не»: Турция не является ядерной державой, хотя и обладает крупной, подготовленной и обстрелянной армией, Турция не является обладательницей собственного высокоточного оружия, военно-промышленный комплекс Турции, пусть и находится на подъеме, но, тем не менее, не занимает лидирующих позиций в мире, турецкая экономика – устойчиво входит в двадцатку ведущих экономик мира по ВВП, однако, не является самой инновативной и обладательницей уникальных ноу-хау, численность турецкого населения, пусть и растет, но турецкая система образования не входит в число лидеров и, более того, напротив, проблемы высшей школы Турции стоят весьма серьезно.

Но, тем не менее, Турция сегодня, повторимся, претендует на статус независимого актора и демонстрирует имперские амбиции, не лишенные оснований уже в среднесрочной перспективе.

Сопоставление турецкой заявки с турецкими «не» вызывает законные вопросы относительно того, каким образом, стране удается достигать подобных результатов.

Выразим сугубо свое мнение, что если биполярный мир США – СССР делал применимым законы ньютоновской механики, то распад СССР привел к тому, что система вышла за их рамки к квантовой механике. Прежние законы утратили свою валидность, а новые не описывают мир, в котором существует такая степень неопределенности. Ну, не натягивается бином Ньютона на нынешнее мироустройство.

В этом смысле, нелишним представляется вспомнить принцип try and see, то есть попробуй и увидишь, который был отражен в известной книге – пособию по новоосманизму «Стратегическая глубина» авторства бывшего премьер-министра и министра иностранных дел Турции Ахмета Давутоглу. На самом деле, это – не принцип оппортунизма, как можно подумать. Идея, в нем заложенная, заключается в том, что не следует себя сковывать шаблонами, а стоит, напротив, выходить за привычные для себя рамки. И, более того, этот принцип вписывается в условия крайней неопределенности, когда последствия тех или иных шагов далеко не всегда поддаются моделированию и просчету.

Стоит специально отметить, что принципы краткосрочных спринтов, когда ставится очень короткая и близкая задача, а новая формулируется по её достижении, с корректировкой, при необходимости, направления движения, – это самый перспективный подход, работающий в инновациях и стартапах. Когда разработчики идут по непроторенной дороге создания принципиально нового, инновационного продукта. Этот подход называется в практике программирования «agile – планирование», но, в последнее время, все более широко используется и в других сферах человеческой жизнедеятельности.

Этот подход рекомендуется к применению и в тех случаях, когда скорость изменения обстановки – такова, что инструменты классического стратегического планирования дают сбои. Тогда к цели приходится двигаться мелкими шагами, перепрыгивая с кочки на кочку как в знаменитой компьютерной игре 1990-х годов «Перестройка». Ситуация меняется так стремительно, что, говоря условно, прогноз, сделанный с утра, может к вечеру, вообще, утратить всякий смысл.

В определенной степени, можно считать, что Турция использует agile-спринты в своих международных делах, постоянно корректируя курс своего движения в зависимости от достигаемых результатов. Разумеется, в рамках генеральной линии страны по наращиванию своего влияния в мире.

Говоря о турецкой идеологии, стоит опять обратиться в сторону современных реалий мозаичного мышления. О том, что оно доминирует, уже много слов сказано психологами. Стройность и однозначность мышления в наши дни нередко воспринимается как ригидность. Турция же использует мозаичную идеологию, которая сшита по принципу лоскутного одеяла. Причем, что характерно, один лоскут наползает на другой, вступая с ним в противоречие.

Когда это необходимо, Турция декларирует свой европейский путь, заложенный отцом-основателем страны Мустафой Кемалем Ататюрком, а также желание и обоснованность стать членом Европейского союза. Трансатлантическое образцовое партнерство с ведущей мировой державой США – это отдельное делопроизводство. С другой стороны, Турция продвигает себя, как исламское государство, причем, в качестве одного из лидирующих государств исламского мира. Это не мешает Турции говорить о своих имперских амбициях и об османизме (который имеет черты надрелигиозности). Далее, в турецкой колоде есть – тюркизм и евразийство. При этом, Турция декларирует, что она – моногосударство турок.

Если – это не клубок противоречий и не идеологический салат «Оливье», то это – мозаичная идеология. Которую Турция использует, в зависимости от текущих целей и задач, и от адресата своего послания.

С другой стороны, есть вирусный тезис, активным сторонником которого Турция является, который звучит как политика – отдельно, экономика – отдельно. Этот тезис приводит к тому, что в структура отношений между странами становится мозаичной. Согласно этому тезису, не требуется договариваться в принципиальных вопросах для того, чтобы сотрудничать в стратегических для себя областях.

Турция может сотрудничать с Россией в стратегических проектах (АЭС «Аккую», газопровод «Турецкий поток» и С-400), но находиться с ней в сложных отношениях в Астанинском процессе и занимать непримиримую позицию в вопросе возвращения Крыма в состав Российской Федерации. Аналогичную ситуацию можно проследить и с другими игроками: США, Китаем и ЕС, когда Турция имеет крайне натянутые политические отношения по целому ряду вопросов, но пытается строить выгодную для себя экономическую архитектуру, развязывающую ей руки.

Перечисленное выше, разумеется, составляет далеко не полный перечень турецких инструментов, которые используются для достижения своего влияния. Однако, их можно считать характерными образчиками турецкого образа мышления. Во многом благодаря особенностям которого стала возможна нынешняя заявка Турции в Восточном Средиземноморье и претензия на статус независимого игрока. При этом выразим сугубо свое личное мнение о том, что совершенно неважно, чем закончится конкретно этот кризис. Важно другое – то, что Турция уже изменила свое качество и, с той или иной скоростью, но двигается к поставленным собой целям.